Бессильные мира сего

Стоявший человек сказал с удивлением:
– Глупость какая-то… – он помолчал и добавил: – И вообще занятие глупое. Взрослый, умный человек, политик, а занимается глупостями. – Он снова помолчал. – А может быть, он никакой не умный? Может быть, все только считают, что он умный, а на самом деле – глупец?
И он засмеялся – тихо, весело и неожиданно, словно засмеялся вдруг известный всему миру портрет. И так же неожиданно снова помрачнел.
– А как вы думаете, советские марки у него в коллекции есть?
– Думаю, что есть, товарищ Сталин. Думаю, что у него очень хорошая коллекция советских марок.
– Все советские марки у него есть?
– Думаю, что нет, товарищ Сталин. Думаю, всех советских марок ни у кого на свете нет.
– Почему?
– Существуют редкости, которых всего пять-шесть штук известно, и даже меньше.
– Это хорошо. Это очень хорошо. Задача ваша определяется. Надо собрать полную коллекцию советских марок, и мы преподнесем ее господину Рузвельту. Как вы думаете, он будет доволен?
– Он будет в восторге, товарищ Сталин. Но это невозможно.
– Почему?
– Невозможно собрать полную коллекцию…
– Считайте, что это партийное поручение, товарищ Епанчин. Надо собрать. Срок – один месяц. Мы думаем, этого будет достаточно. Обратитесь к товарищу Берия. Он в курсе и поможет.
– Слушаюсь, товарищ Сталин, – сказал маленький человечек Епанчин, обмирая от ужаса.
…Но независимо от этого ужаса, мысль его уже заработала привычно. Консульский полтинник придется отдать свой, подумал он озабоченно. И ошибку цвета «70 руб.» без зубцов… Где взять перевертку Леваневского с маленьким «ф»?.. Она была у Гурвиц-Когана, он ее продал – кому? Должен знать. Знает. И скажет. Не мне скажет, органам скажет… Товарищу Берия скажет, подумал он с внезапным ожесточением, удивившим его самого: он почувствовал себя сильным и большим, как это бывало с ним иногда во сне…
Вот так, или примерно так, состоялся его единственный и последний в жизни звездный час. Так, или примерно так, он рассказывал об этом сыну своему – маленькому, плаксивому, капризному, но умненькому Тельману Ивановичу.

Борис Натанович Стругацкий, Бессильные мира сего, 2003.

74520_Bessilnye_mira_sego.indd

Бессильные мира сего

Current music: Allie X - Weird World

Автор: Борис Натанович Стругацкий
Год первого издания: 2003
Язык: русский

Первое, что неизбежно бросается в глаза, – язык. Вопиющая демонстрация не только отсутствия стиля, но и понимания, что у крутых писателей такая штука есть, и, следовательно, самому мэтру тоже полагается её иметь в наличии. После уже нельзя перепутать, кто из братьев был лингвистом, а кто не слишком успешным астрономом.

Старые питерские диалектизмы наподобие рукомойника или парадных употребляют в речи все: от утончённого эницклопедиста до понаехавших искателей приключений и бандитов на стрелках. Вдобавок бросаются литературными цитатами практически все сколько-нибудь важные для повествования персоны, включая совсем нетолерантным языком описанного юношу с синдромом Дауна. Заурядное слово обычный неизменно приобретает излишнюю приставку свое-, руками помавают, а не размахивают; инъекции же делаются шприцом, а не шприцем. Текст пестрит редкими словами, часто также в устаревших к моменту выхода формах: аггел, драбант, такыр, джезва, гагат, гармидер, ишиасный, – мне не так часто приходится лезть в словарь при прочтении художественных произведений на неродных языках. И тут же после подобных изысков Борис Стругацкий роняет стиль чем-то вроде «закаканца» или «таковских».

Аналогично неуклюже обошёлся он и с обсценной лексикой. Сначала персонаж замечает, что его собеседник, несмотря на неинтеллигентный вид, изъясняется без мата, и до конца абзаца писатель этот самый мат воспроизводит, в стыдливой форме, с пропущенной буквой, как ламер на форумах первой половины 2000-х с дарёного компьютера. А до конца страницы из уст ещё менее интеллигентного свидетеля разговора в худших привычках Евгения Петросяна мат заменяется нелепой подстановкой – очумело-сибанутый.

Ничуть не лучше литературная техника. Первую половину вообще не покидает ощущение, что в копии книги что-то испорчено. То ли порядок глав перепутан, то ли выдраны страницы… Не складывается набор предложений в цельную структуру, и лишь во второй архитектор этой словесной конструкции, как бы спохватившись, начинает наспех стягивать сюжет грубой ниткой.

Автор постоянно набрасывает кучу имён, перемежает их прозвищами в реальности невозможными. При местами нарочитой экзотизации в подборе не чувствуется труда ни один из этих псевдонимов сделать по-настоящему запоминающимся. Плюс неуклюжее советское, как бы дружеское панибратство, которое сейчас вызывает только ассоциацию с баяном старого башорга: “А меня Вовой называют только педерасты”. И Вадима с Василием или Валерием перепутать немудрено, тем более что имена не связываются с описаниями внешности хотя бы. И даже чуждый, должный по замыслу стоять особняком Стэн с таким же успехом мог быть Тайлером или Бренданом. Но этого было мало: Димкой из какого-то неразгаданного мной побудительного мотива называют не Дмитрия, а того самого Вадима. Причём это никак в тексте не обыграно, чтобы быть кличкой (второй к тому же), и повторяется подмена недостаточно часто, чтобы быть очевидной. Есть подозрение, что имя было изменено в процессе написания и просто пропущено при вычитке. Или же это какая-то не понятая мной внутренняя шутка-маркер шестидесятнической тусовки, обречённая устареть вместе с уходом самой этой субкультуры.

Мою претензию можно было бы счесть капризом, если бы изрядная часть книги не являла собой одну большую пародию на загадку о зебре. Как зовут человека по прозвищу Аятолла, если сыщик пьёт джин, еврей занимается политикой, а владелец черепахи живёт в старинном доме с высокими потолками?

Да и вообще гражданин Витицкий увлекается накручиванием интриги, без меры приправляя свою литературную стряпню спецслужбами, ориенталистской околорелигиозной мистикой, персонажами античной мифологии. Даже про излюбленную самоцитату, инопланетян-прогрессоров, не забыл. И буквально ничего не находит к финалу разрешения. Как обрывки телеграмм и писем, коллекционируемые одним из действующих лиц, они не ведут никуда, оставляя больше вопросов, чем предлагая ответов.

Лирические отступления, высыпающие ещё порцию имён и прозвищ, вызывают в памяти монологи моего деда, где после трёх-четырёх рюмок смешивались в неожиданных пропорциях реальность и байки со службы, современность и 1970-е, разнообразные родственники и легендарно-мифические фигуры уровня Мир Джафара Багирова, который представал чекистом и приобретал черты сходства с Лаврентием Берией, хотя во время сколько-нибудь осознанной жизни моего предка был уже только первым республиканским секретарём партии. Здесь тоже будут и совсем фантастическая лаборатория, как в крипипасте про русский эксперимент со сном, и узнаваемые образы вполне реально существовавших деятелей питерской общественно-политической жизни вроде Анатолия Собчака или Бориса Вишневского, и вышедшие из несмешных анекдотов новые русские с прикрытием бандюков-пехотинцев, и апокрифическое изложение подлинных забав номенклатурных сынков.

Рано постаревший человек не стесняясь демонстрирует с неуклюжестью ребусника Синицкого  “мониторы компьютерных приставок”, наивную веру в какие-то выборы, сквозняк в заставленной стеллажами кладовке, с неуклюжестью школьника-отличника – воткнутые англицизмы и строки внежанровых песенок. Выдают также представления об объёмах крутившейся вокруг антагонистов ликвидной наличности в сторону её приуменьшения (в уже вполне чудесную эпоху от схемы с авизо до истории с коробками из-под копировальной техники, залоговых аукционов, “консолидации активов” в терминологии Константина Сонина). Корректуре роман, если и подвергался, то чересчур застенчивой. Я даже заметил пару явно пропущенных запятых и одну орфографическую ошибку.

Субъективное восприятие портит неизжитая потребность в верховенстве лидера, пусть даже ошибающегося, но единственного способного вынести финальный вердикт. Даже у попсового конъюнктурщика Сергея Лукьяненко в “Дозорах” его фантазия на тему незримой холодной войны  предполагает не только два одноранговых полюса силы, но и скрытые серой пеленой вершины между ними, а также диких одиночек, выбравших отказ от игры. А здесь единственный сэнсэй, который любя жестит, чтобы, дескать, победить в человеке обезьяну. И совесть этого пожилого мальчиша-хороша, как водится, неспокойна о методах, которыми хочет достичь благо человечества, но со скрипом приносит в жертву других, будучи неспособен пожертвовать ценным для себя.

И тоскует он по человеку воспитанному, не счастливому, не гармоничному, не бесстрашно плывущему в море живого бытийного хаоса. Нет, хочет он человека воспитанного, удобного. Хочет точно видеть заранее предопределённое и, конечно же, не бессмысленное будущее. Отчасти это можно принять в качестве демонстрации, почему совок калечит навсегда, и даже плохо вписавшаяся в него интеллигенция не может с помощью эго победить в себе согласие с чьей-то над собой властью. Вот уж кто был бессилен… И не зря в получившемся калейдоскопе персонажей отсутствует в повествовании женская перспектива. Не зря центральный герой боится инь, соглашаясь не знать, что происходит за тёмной завесой на другой стороне. Согласен по-восьмомартовски умиляться (хотя чаще по-стариковски ханжески уничижает «сосуды для сброса излишков жизнедеятельности наслаждающегося организма»), с опаской почитать, даже восхищаться женщиной, но не понять. И без отхода от патриархального мышления пространство выбора сокращается до способов навязать миру своё представление о том, каким ему лучше быть.

Сюжетных откровений я тоже не обнаружил. Здесь и единоборство бобра с ослом, подаваемое под видом философской проблемы. И клише “мы такие разные, но всё-таки мы вместе”. Команда супергероев с утрированными способностями необъяснимой природы глубоко вторична идейно и при локализации приобретает запах лестничных пролётов – “В сей парадной соседи давно не живут, но порою приходят мочиться”. Кстати, с туалетной темой тоже не всё благополучно… Я даже не поленился посчитать: какашки и какать встречаются в тексте в разных формах восемь раз. К ним в довесок тут и там «императивные позывы» и «необходимо сходить». Наболело? Потраченное на описание собственного хобби время тоже использовано скорее для личного удовольствия писателя, чем ради произведения эффекта на читателя.

В активе остаётся пара метких наблюдений о трансформирующем воздействии чрезвычайной власти, унизительности старости и болезни (учитывая подмеченное выше, явно не без личного опыта). Основная же проблема, удовлетворение достаточным, левитация над толпой без полётов в стратосферу, при всей на беглый взгляд занимательности за пределами парадигмы коммунистического прогрессорства не кажется чересчур существенной. Куда больше меня заинтересовало вплетение личных драм, трагедий и приключений в ткань мировой истории. Кстати, и образ коллекционера этих обрывков чужих жизней вышел самым живым из всех персонажей. Ядозуб – тот, в кого меньше всего хочется верить, но чьё существование в наименьшей степени противоречило бы материальной действительности, как она есть. Однако эта ветвь так и не зацвела.

Несмотря на получившийся поток критики, сумма не так уж плоха, скорее она  разочаровывающая. Эта поздняя работа способна увлечь неискушённого околополитическими интригами читателя, который к тому же может потреблять культурный продукт не отвлекаясь в процессе на словари и поисковики.

Оценка: 5

Выбор

Current music: Lacrimosa - Schakal (piano version)

Подвиг кончился, звёздные мальчики.
И. Кормильцев

Осень в этом году наступила рано. Смешивая запах арбузов с бодрящей свежестью сырых от дождя улиц, она захватила город. Как ни хотелось бы сейчас остаться дома, в родном провинциальном городке, как ни манил бы ухоженный аккуратный парк, где Борис каждый день совершал пробежки, нужно было уезжать. Агент уже забронировал билеты на завтрашний рейс. На следующей неделе откроется тренировочный лагерь, и чем раньше хоккеист прилетит в Сент-Пол, тем быстрее акклиматизируется и войдёт в нужный ритм. В тридцать два это уже становится важно.
За место в составе он, лучший бомбардир лиги последних двух сезонов, самый ценный игрок сезона 2021/22, конечно, не волновался. При такой репутации и контракте на двадцать пять миллионов долларов в год оно ему гарантировано. Но статистику не обманешь. Стоит забить чуть меньше шайб, чем в прошлом году, и начнутся разговоры о том, что, дескать, сдаёт ветеран, стареет. А потом в один прекрасный день подойдёт к тебе менеджер клуба и скажет: «Ты очень хороший игрок, но мы получили выгодное предложение…» Борис за свою карьеру видел такое неоднократно. Попасть в одну из никчёмных команд-аутсайдеров вроде «Сан-Диего Чифс» или «Орландо Лайонс» он не испытывал ни малейшего желания.
Дорожные сумки уже стояли посреди комнаты. Пока ещё пустые они красноречиво напоминали о работе. Борис, как мог, оттягивал начало сборов не только потому, что не хотел сейчас бросать всё и лететь в далёкую страну, так и не ставшую родной. Гораздо печальнее было то, что в этом году собираться в дорогу ему никто не помогал. Лариса ичезла в мае, в самый разгар плейофф. Без скандалов и ссор она просто ушла из его жизни, оставив лишь короткий мейл: «Я так больше не могу».

Всё начиналось не так уж и плохо. Они вернулись после замечательного отпуска, проведённого на чистейших тропических пляжах с лазурной водой. Курорты в этой широте восстановили деятельность не так давно, и всё дышало приятной новизной. С тех пор как повышающийся из-за глобального потепления уровень вод мирового окена затопил, в конце концов, отчаянно сопротивлявшиеся Нидерланды, и дети американских буржуа потеряли столь притягательное место для каникул, забота правительств большинства цивилизованных стран об экологии заметно улучшилась. Научные разработки позволили кое-где вернуть природе первозданный вид.
По возвращении Борис с Ларисой провели две незабываемые недели, почти не выходя из этой небольшой уютной квартиры. Но стоило лишь прилететь в их дом в Миннеаполисе, как вдруг всё изменилось. Он стал пропадать на интенсивных предсезонных тренировках, с которых возвращался в кондиции выжатого лимона. Она молча скучала в одиночестве. Дальше ещё хуже: затяжные выездные серии, встречи с фан-клубом, раздачи автографов, телевизионные шоу, благотворительные акции.
Чтобы хоть как-то разрядить обстановку и развеяться, в начале весны Лариса вместе с сестрой отправилась путешествовать по югу Европы. Здешний климат, вмеру холодный и чересчур сырой, был ей не по душе, а занятия порядочных жён столицы штата мало интересовали. Да и не была она женой. Борис понимал, что при его профессии сложно быть семьянином. Поэтому каждый раз, когда разговор заходил об официальном статусе, мягким, но не оставляющим места для возражений тоном объяснял, что к такому серьёзному шагу как брак ещё не готов.
Последний разговор состоялся по телефону после завершения «регулярки». Он хорошо помнил его. Лариса рассказывала, какая чудная погода на лазурном побережье Франции, какие там прекрасные пляжи, просила поскорее к ней присоединиться.
– Ведь обязательные по контракту матчи ты уже отыграл. Проиграй в первом раунде, и прилетай ко мне поскорее.
– Милая, ну как же я могу? Я ведь профессионал. Пойми, есть вещи, которые не оцениваются деньгами или договорённостями…
– Твой хоккей тебе дороже меня?
Молчание.
– Ну что? Я права?
– Да ты что. Ты мне очень дорога.
Третьего июня «Дикари» выиграли кубок Стэнли. В двадцати двух матчах плейофф Борис Высокохватов забросил девятнадцать шайб, в том числе две в шестом матче финальной серии, и сделал семнадцать результативных передач.

Миннеаполис встретил угрюмой пасмурной сыростью. Борис лениво раздал несколько автографов ожидающим с самого утра фанатам. Неподалёку от посадочного терминала ожидал агент. Ещё издалека хоккеист заметил, что на его лице не видно дежурной американской улыбки, да и в целом вид Тодда Дикинса не имел в себе ничего от привычной невозмутимости этого тёртого деляги.
– Привет. Как дела? – начал было Борис.
Тодд не ответил. Только кинвул в сторону машины и бросил сквозь зубы:
– Садись. Поговорим по дороге.
Комфортный седан представительского класса, мягко прошуршав покрышками, тронулся с места. На лобовое стекло упали первые капли дождя.
Дикинс не сразу начал разговор. Будто собирался с мыслями или вспоминал заранее подготовленный монолог. Наконец, когда машина выехала на шоссе и растворилась в автомобильном потоке, он заговорил.
– Они изменили правила…
Борис не сразу сообразил, о чём идёт речь. Он вообще не слишком пристально следил за околохоккейными слухами, и уж этим летом ему было совсем не до них.
– Какие правила?
– Чёрт! Правила в отношении стимуляторов! Ты как с луны свалился… У вас в России все такие олухи?
Тодд был крайне раздражён. Высокохватов ещё никогда не видел его таким, и понял, что случилось что-то выходящее из ряда вон.
– И каковы изменения?
– Я не из яйцеголовых, и об этом дерьме тебе лучше поговорить с новым врачом команды. Вот её координаты, – он протянул карту памяти и продолжил. – Если сказать коротко, то теперь можно использовать всю химию, от которой ты не сдохнешь прямо в раздевалке.
– Но ведь меня никто не может заставить. В контракте это не оговорено…
– Борис, ты не понимаешь. Это конец нынешней системы профессионального хоккея. Я присутствовал на экспериментальном выставочном матче фарма… Этих ребят накачали разной дрянью, как лабораторных крыс, и они превратились в настоящих монстров. Рефлексы, выносливость, сила – всё это увеличивается в разы! Они накидали восемнадцать шайб и выбили четырёх парней гостевой команды.
– Не равняй фармовое мясо со мной. Я ещё покажу, что значит мастерство.
– Если попадёшь в состав…
Борис скрежетнул зубами и замолчал. Скоро машина подъехала к его дому, и игрок без прощаний вышел.
Этой ночью он долго не мог уснуть.

Уже давно в NHL были сняты ограничения на применение технических усовершенствований, и такие вещи как коньки с подогревом лезвия, визоры с интегрированными интерактивными системами информационной поддержки, автоматические индикаторы сердечной деятельности, щитки со смещающимся балансом не были диковинкой. Ими пользовались если не все, то почти все. Не правда ли удобнее играть, когда по одной только мысленной команде на левой части визора отображается тактическая модель тренера для текущей ситуации или возможные траектории полёта шайбы? Или когда при жёстком столкновении у борта надетые на тебя щитки мгновенно корректируют центр тяжести, позволяя остаться на ногах. Некоторые, правда, утверждали, что подобные новшества только мешают, но они никогда не получали Арт Росс.

Утром Борис Высокохватов, позавтракав хорошим омлетом (ещё в детстве из книги Бобби Орра он усвоил, что яйца и мясо являются наилучшей пищей хоккеиста), полный оптимизма, отправился на встречу с главным врачом команды.
Им оказалось элегантная (насколько это вообще возможно для человека в белом халате) утончённая женщина, Джейн Брукс. По виду немного за тридцать. С аккуратными изящными руками и очаровательной улыбкой. Борис чуть не забыл, зачем сюда пришёл, но, всё же, вовремя собрался: разговор предстоял серьёзный.
Джейн рассказала, что руководство клуба рекомендовало для всех игроков ряд стимулирующих препаратов. Но, поскольку в ранее заключённых контрактах этот пункт не обозначен, перед использованием каждый должен подписать документ, освобождающий клуб от юридической ответственности за возможные последствия.
– Я ничего не стану подписывать и тем более принимать, пока не узнаю обо всех возможных эффектах и последствиях, – заявил Борис.
– Это понятно. Я дам Вам стандартный экземпляр документа, информирующего о вероятных побочных эффектах каждого препарата. Но для выявления индивидуальных особенностей Вашего организма необходимо полное медицинское обследование.
Одного беглого взгляда на предложенные бумаги оказалось достаточно, чтобы понять: большинство стимуляторов могло вызывать какие угодно последствия, от лёгкой депрессии и потери концентрации до полного разрушения нервной системы. Хотя оставалась ещё надежда на крепость собственной конституции и то, что документы являются лишь юридической подстраховкой.
Некоторые первичные тесты были взяты сразу. А всё обследование заняло последующие два дня, в течение которых можно было любоваться этой по-настоящему красивой женщиной. На второй день Борис к собственному удивлению даже стал с ней флиртовать как мальчишка, хотя был уверен, что многолетнее пребывание в центре всеобщего внимания угасило в нём такую способность. Ему удалось уговорить Джейн на ужин с ним в одном премилом ресторанчике.
Окончательные результаты были готовы ещё через день. Выяснилось, что Борис совершенно здоров и вполне готов приступать к тренировкам на льду. Даже старая травма плеча не должна была нисколько беспокоить. Но только всё это относилось к обычным нагрузкам. Достаточно молодой, крепкий хоккеист был поражён, насколько неприспособленным к новым условиям оказался его организм.
– Сколько лет я смогу играть на стимуляторах без катастрофических последствий?
На лицо Джейн легла тень.
– Возможно, два-три сезона. Не больше. Только учти, что они в любом случае окажут губительное воздействие на твою нервную систему и укоротят жизнь. Кроме того почти все вещества вызывают очень стойкое привыкание. Даже когда ты не сможешь самостоятельно завязывать шнурки на коньках, у тебя не найдётся сил от них отказаться.
– Может быть, можно придумать какую-то менее опасную комбинацию веществ или что-то вроде этого?..
Врач покачала головой.
– Увы. Получаемое преимущество основано на экстремальных дозах ферментов, подстёгивающих работу органов и многократно ускоряющих процессы в нейронных цепях. Если их немного снизить, ты будешь получать чуть меньший вред и совсем небольшой эффект стимуляции. Твоё здоровье крепкое, но ты не молод для таких нагрузок. Возрастной потолок с новыми правилами понизится.
Она помолчала несколько минут, а затем добавила.
– Ты хороший человек, Борис. Мне бы не хотелось, чтобы ты погубил себя. Но я как врач не могу давить, выбор придётся делать самостоятельно.
– Спасибо. Я подумаю над этим.
Высокохватов направился домой. Завтра открывался тренировочный лагерь.

Первые тренировки на льду прошли сносно. Главный тренер команды, Олаф Ульрих, скандинавский тактический гений, был вполне доволен Борисом. Хотя сам игрок начал замечать, что сопляки, в этом году выбранные на драфте, под действием допинга стали превосходить его во многих элементах игры: они быстрее катались и реже уставали, сильнее и точнее бросали по воротам, с ювелирной точностью ловили соперника на силовой приём. Как-то Борис столкнулся с одним из них в игровом эпизоде, после чего вынужден был завершить тренировку и пройти в лазарет. К счастью, на этот раз обошлось.
Моментом истины стал выставочный матч с «Дьяволами» Нью-Джерси. Старый лис Ламорелло благодаря самым изощрённым методам современной геронтологии до сих пор находился у руля команды и с каждый годом становился ещё хитрее и безжалостнее. Шутники острили, что он продал душу дьяволу. Фанаты соперников утверждали, будто бы он и есть дьявол собственной персоной. Как бы там ни было, но весь нынешний состав «Дэвилз» сполна воспользовался новшествами, пошедшими на пользу их новой сверхагрессивной разрушительной тактике. Тех, кто отказался, быстро сослали в низшие лиги или вынудили официально объявить о завершении профессиональной карьеры.
Матч начался просто кошмарно. И без того физически крепкие игроки гостевой команды, подгоняемые химическими добавками просто убивали Миннесоту. То и дело они шли на столкновения, от которых только кости трещали. Со стороны могло показаться, что это не хоккей, а новый экзотический вид единоборств. У Бориса никак не получалось войти в чужую зону, не говоря уже о нахождении пространства для хорошего броска. Гости же без проблем бросали чуть ли не с центра площадки и уже дважды поразили ворота.
Ближе к концу первого периода рослый силовой форвард на приличной скорости прорвался к воротам, расталкивая по пути обороняющихся игроков как бильярдные шары. Ничуть не сбавляя темпа, он протаранил вратаря и затолкал шайбу в сетку. Находившийся в этот момент на площадке тафгай «Дикарей» был вынужден броситься на защиту своего голкипера. Он резво прыгнул на обидчика, но, пропустив пару чувствительных ударов, свернулся на льду черепахой. Разумеется, это не прибавило настроя команде, и до перерыва хозяева льда пропустили ещё одну шайбу.
В раздевалке повисла кладбищенская тишина. Все понимали, что нужно что-то делать, но как именно противостоять этой банде лихих берсерков никто не представлял. Конечно, NHL это не двухсторонние матчи родной команды из премиум-лиги содружества независимых государств, в которых Борис участвовал в последнем месяце, но столь резкого начала он никак не ожидал.
Второй период не принёс ничего нового. Высокохватов был уже близок к отчаянию, когда заметил прореху в действующей излишне прямолинейно защите соперника. Обманный манёвр, и вот он уже один перед воротами. Теперь дело за техникой, которой русский мастер не раз доводил до экстаза огромные стадионы.
Последним, что помнил Борис, приходя в сознание в больничной палате, были страшный удар сзади и стремительно приближающийся борт. Находившийся в нескольких метрах позади защитник в мгновение набрал скорость, догнал Высокохватова и с разбега ударил его выставленным локтем. Приложенная сила была настолько велика, что нападающего подбросило, и он, пролетев до конца площадки, столкнулся с заградительным бортом. С сотрясением мозга и четырьмя переломами игрока в бессознательном состоянии увезли на реанимобиле.
Теперь необходимость делать выбор встала максимально остро. Продолжать без стимуляторов было нельзя. Борис прекрасно это понимал. И, встретившись ещё раз с Джейн, он свой выбор сделал.

Шёл заключительный период решающего матча финальной серии. Миннесота проигрывала одну шайбу Нью-Джерси. Хоккеисты Миннесоты получают шайбу на вбрасывании. Она переходит к капитану команды, Борису Высокохватову. Тот набирает скорость, делает двойной финт, входит в зону, переводит шайбу под удобную руку, кладёт на лёд вратаря и хладнокровным броском в пустые ворота сравнивает счёт в матче.
Трибуны домашней арены «Уайлд» взорвались воплями радости. Виновник этого события победно вскинул руки и совершил свой обыкновенный полукруг на радость беснующейся толпе.
Но вдруг шум стих, игроки и болельщики замерли, словно восковые фигуры.
– Борис! Ну, сколько можно тебя звать? Останешься без обеда.
Голос доносился из кухни.
Трёхкратный обладатель кубка Стэнли, Борис Высокохватов, снял шлем виртуальной реальности, выключил развлекательную систему двенадцатого поколения и спустился вниз. Его жена Джейн ждала к обеду.
– Как сегодня себя чувствует наша будущая мама? – спросил он, нежно обняв свою любимую женщину.